Неточные совпадения
— О, я не стану разлучать неразлучных, — сказал он своим обычным тоном шутки. — Мы поедем с Михайлом Васильевичем. Мне и
доктора велят ходить. Я пройдусь
дорогой и буду воображать, что я на водах.
Мы сели верхом; Вернер уцепился за поводья обеими руками, и мы пустились, — мигом проскакали мимо крепости через слободку и въехали в ущелье, по которому вилась
дорога, полузаросшая высокой травой и ежеминутно пересекаемая шумным ручьем, через который нужно было переправляться вброд, к великому отчаянию
доктора, потому что лошадь его каждый раз в воде останавливалась.
Молчалин! как во мне рассудок цел остался!
Ведь знаете, как жизнь мне ваша
дорога!
Зачем же ей играть, и так неосторожно?
Скажите, что у вас с рукой?
Не дать ли капель вам? не нужен ли покой?
Пошлемте к
доктору, пренебрегать не должно.
— «Что ж не выменял?» — «Не отдают; да не уйдет она от меня!» Эти шесть миль, которые мы ехали с
доктором, большею частью по побочным
дорогам, были истинным истязанием, несмотря на живописные овраги и холмы:
дорогу размыло дождем, так что по горам образовались глубокие рытвины, и экипажи наши не катились, а перескакивали через них.
«Good bye!» — прощались мы печально на крыльце с старухой Вельч, с Каролиной. Ричард, Алиса, корявый слуга и малаец-повар — все вышли проводить и взять обычную дань с путешественников — по нескольку шиллингов.
Дорогой встретили
доктора, верхом, с женой, и на вопрос его, совсем ли мы уезжаем: «Нет», — обманул я его, чтоб не выговаривать еще раз «good bye», которое звучит не веселей нашего «прощай».
Я не уехал ни на другой, ни на третий день.
Дорогой на болотах и на реке Мае, едучи верхом и в лодке, при легких утренних морозах, я простудил ноги. На третий день по приезде в Якутск они распухли.
Доктор сказал, что водой по Лене мне ехать нельзя, что надо подождать, пока пройдет опухоль.
Ведь каждый час
дорог, а я вот пачкаюсь здесь с
докторами.
В Узел Привалов вернулся ночью, в страшную осеннюю слякоть, когда в двух шагах хоть глаз выколи. Не успел он умыться после
дороги, как в кабинет вошел
доктор, бледный и взволнованный. Привалова удивил и даже испугал этот полуночный визит, но
доктор предупредил его вопрос, подавая небольшую записку, торопливо набросанную на розовом почтовом листке.
— Папа будет вам очень рад, — ответила Зося за
доктора. — Только он ничего не говорит пока, но всех узнает отлично… Ему было немного лучше, но
дорога испортила.
По
дороге они встретили
доктора Сараева.
— У нас в клубе смешанное общество, — объяснила Хиония Алексеевна по
дороге в танцевальный зал, где пиликал очень плохой оркестр самую ветхозаветную польку. — Можно сказать, мы устроились совсем на демократическую ногу; есть здесь приказчики, мелкие чиновники, маленькие купчики, учителя… Но есть и представители нашего beau mond'a: горные инженеры, адвокаты, прокурор, золотопромышленники, заводчики,
доктора… А какой богатый выбор красивых дам!..
Когда
доктор и Зося крупной рысью тронулись по
дороге в Красный Луг, Нагибин проговорил...
Но кроме аффекта
доктор усматривал и манию, что уже пророчило впереди, по его словам, прямую
дорогу к совершенному уже помешательству.
X. с большим участием спросил меня о моей болезни. Так как я не полюбопытствовал прочитать, что написал
доктор, то мне и пришлось выдумать болезнь. По счастию, я вспомнил Сазонова, который, при обильной тучности и неистощимом аппетите, жаловался на аневризм, — я сказал X., что у меня болезнь в сердце и что
дорога может мне быть очень вредна.
Два слова
доктора будто прожгли в его мозгу огненную
дорогу…
— О, как вы в моем случае ошибаетесь, — подхватил швейцарский пациент, тихим и примиряющим голосом, — конечно, я спорить не могу, потому что всего не знаю, но мой
доктор мне из своих последних еще на
дорогу сюда дал, да два почти года там на свой счет содержал.
На трагическое же изложение, со стороны Лебедева, предстоящего вскорости события
доктор лукаво и коварно качал головой и наконец заметил, что, не говоря уже о том, «мало ли кто на ком женится», «обольстительная особа, сколько он, по крайней мере, слышал, кроме непомерной красоты, что уже одно может увлечь человека с состоянием, обладает и капиталами, от Тоцкого и от Рогожина, жемчугами и бриллиантами, шалями и мебелями, а потому предстоящий выбор не только не выражает со стороны
дорогого князя, так сказать, особенной, бьющей в очи глупости, но даже свидетельствует о хитрости тонкого светского ума и расчета, а стало быть, способствует к заключению противоположному и для князя совершенно приятному…» Эта мысль поразила и Лебедева; с тем он и остался, и теперь, прибавил он князю, «теперь, кроме преданности и пролития крови, ничего от меня не увидите; с тем и явился».
Два проходившие мещанина оглянулись на
доктора: он оглянулся на них, и каждый пошел своею
дорогою.
Доктор пойдет в город, и куда бы он ни шел, все ему смотрительский дом на
дороге выйдет. Забежит на минутку, все, говорит, некогда, все торопится, да и просидит битый час против работающей Женни, рассказывая ей, как многим худо живется на белом свете и как им могло бы житься совсем иначе, гораздо лучше, гораздо свободнее.
— А! Это прекрасно, — отвечал
доктор и уехал на железную
дорогу в сопровождении Юстина Помады.
Да, бог мне помог! В полчаса моего отсутствия случилось у Наташи такое происшествие, которое бы могло совсем убить ее, если б мы с
доктором не подоспели вовремя. Не прошло и четверти часа после моего отъезда, как вошел князь. Он только что проводил своих и явился к Наташе прямо с железной
дороги. Этот визит, вероятно, уже давно был решен и обдуман им. Наташа сама рассказывала мне потом, что в первое мгновение она даже и не удивилась князю. «Мой ум помешался», — говорила она.
Родион Антоныч загородил
дорогу порывавшемуся вперед Прозорову и, мягко обхватив его в свои объятия, увлек к буфету. Прозоров не сопротивлялся и только махнул рукой. В буфете теперь были налицо почти все заговорщики, за исключением
доктора и Тетюева. Майзель, выпячивая грудь и внимательно рассматривая рюмку с каким-то мудреным ликером, несколько раз встряхивал своей коротко остриженной седой головой.
— Черт знает, насколько удобно вам теперь взяться за это! — нерешительно сказал
доктор и вынул часы. — Теперь одиннадцать сорок три, — поезд в два пять,
дорога туда — пять пятнадцать. Вы приедете вечером, но недостаточно поздно. И не в этом дело…
Чтобы выполнить предписание
доктора, я нарочно выбрал путь не по гипотенузе, а по двум катетам. И вот уже второй катет: круговая
дорога у подножия Зеленой Стены. Из необозримого зеленого океана за Стеной катился на меня дикий вал из корней, цветов, сучьев, листьев — встал на дыбы — сейчас захлестнет меня, и из человека — тончайшего и тончайшего из механизмов — я превращусь…
В избранный для венчания день Егор Егорыч послал Антипа Ильича к священнику, состоящему у него на руге (Кузьмищево, как мы знаем, было село), сказать, что он будет венчаться с Сусанной Николаевной в пять часов вечера, а затем все, то есть жених и невеста, а также gnadige Frau и
доктор, отправились в церковь пешком; священник, впрочем, осветил храм полным освещением и сам с дьяконом облекся в
дорогие дорадоровые ризы, в которых служил только в заутреню светлого христова воскресения.
— Узнала, что на тебя действительно донес
доктор Сверстов, который лично знал одного молодого Тулузова, что Тулузова этого кто-то убил на
дороге, отняв у него большие деньги, а также и паспорт, который потом у тебя оказался и с которым ты появился в нашу губернию.
На этот крик Парасковья показалась в дверях избы с огромной горящей лучиной в руке, и она была вовсе не толстобокая, а, напротив, стройная и красивая баба в ситцевом сарафане и в красном платке на голове. Gnadige Frau и
доктор вошли в избу. Парасковья поспешила горящую лучину воткнуть в светец. Сверстов прежде всего начал разоблачать свою супругу, которая была заметно утомлена длинной
дорогой, и когда она осталась в одном только ваточном капоте, то сейчас же опустилась на лавку.
Побеседовав таким образом с Пилецким часа с два, Егор Егорыч и
доктор отправились в Кузьмищево. Всю
дорогу Егор Егорыч рассуждал о Мартыне Степаныче.
В продолжение всей
дороги адмиральша блаженствовала: она беспрестанно смотрела то в одно окно кареты, то в другое; при этом Сусанна и
доктор глаз с нее не спускали, а Антип Ильич сидел весь погруженный, должно быть, в молитву.
Переночевав, кому и как бог привел, путники мои, едва только появилось солнце, отправились в обратный путь. День опять был ясный и теплый. Верстах в двадцати от города
доктор, увидав из окна кареты стоявшую на горе и весьма недалеко от большой
дороги помещичью усадьбу, попросил кучера, чтобы тот остановился, и затем, выскочив из кареты, подбежал к бричке Егора Егорыча...
И вот губернатор, точно так же, как теперь ехал тульский губернатор, с батальоном солдат с ружьями и розгами, пользуясь и телеграфами, и телефонами, и железными
дорогами, на экстренном поезде, с ученым
доктором, который должен был следить за гигиеничностью сечения, олицетворяя вполне предсказанного Герценом Чингис-хана с телеграфами, приехал на место действия.
Приехал
доктор и вырвал больной зуб. Боль утихла тотчас же, и генерал успокоился. Сделав свое дело и получив, что следует, за труд,
доктор сел в свою бричку и поехал домой. За воротами в поле он встретил Ивана Евсеича… Приказчик стоял на краю
дороги и, глядя сосредоточенно себе под ноги, о чем-то думал. Судя по морщинам, бороздившим его лоб, и по выражению глаз, думы его были напряженны, мучительны…
Басов. А он вот находит, что не лишнее…
дорогой мой
доктор! Идем на реку…
— Да, честь прежде всего! Будь проклята минута, когда мне впервые пришло в голову ехать в этот Вавилон!
Дорогой мой, — обратился он к
доктору, — презирайте меня: я проигрался! Дайте мне пятьсот рублей!
Дорогой мой друг, умоляем вас вместе с
доктором всем сердцем, послушайтесь нашего совета: ложитесь в больницу!
— Я вас, кажется, напугал,
дорогой мой?-спросил
доктор, внимательно заглянув в лицо Боброва. — Прошу прощения.
Книжка, вся истрепанная, полуразорванная, у меня еще цела с
дорогими автографами, а карточку в девяностых годах взяла одна студентка и не отдала. Студентка эта давно уже
доктор и служит в одной из детских больниц. Наверное, карточку хранит как зеницу ока. И на этом спасибо.
Григорий Иванович решил поместить Соню под Тамбовом, в имении своего друга
доктора, но без себя не решался отпустить дочь в
дорогу, а отъезд его срывал весь репертуар, державшийся отчасти и на нем.
Его визитной карточки или записки достаточно было, чтобы вас принял не в очередь знаменитый
доктор, директор
дороги или важный чиновник; говорили, что по его протекции можно было получить должность даже четвертого класса и замять какое угодно неприятное дело.
Поездка была отложена до первого дня, когда
доктор найдет Дашу способной выдержать
дорогу. Из аптеки ей приносили всякий день укрепляющие лекарства, а Анна Михайловна, собирая ее белье, платье, все осматривала, поправляла и укладывала в особый ящик.
Граф Хвостиков, впрочем, более приятеля сохранивший присутствие духа, принялся доказывать
доктору, что Россия самая непредприимчивая страна, что у нас никто не заинтересуется делом за его идею, а всякому
дорог лишь свой барыш!
Доктор с легкой улыбкой соглашался с ним; Домна же Осиповна держала свои глаза устремленными на Долгова, который сидел совсем понурив голову. Наконец гости увидели, что им есть возможность уехать, и уехали!
— Она принята, и ей уж оказана первая медицинская помощь, — отвечал Перехватов и из своей
дорогой сигарочницы предложил Бегушеву сигару. Тот отказался и вместе с тем спросил
доктора...
— И что же, — воскликнул
доктор, — Янсутский у вас здесь делал вам предложение или
дорогой?
Бегушев и граф Хвостиков, ехавшие что есть духу домой, всю
дорогу молчали. В зале их встретил
доктор.
Доктора решили, что от мордасовского гостеприимства у князя сделалось воспаление в желудке, как-то перешедшее (вероятно, по
дороге) в голову.
Зная драчливый характер Петрушки, Ванька хотел встать между ним и
доктором, но по
дороге задел кулаком по длинному носу Петрушки. Петрушке показалось, что его ударил не Ванька, а
доктор… Что тут началось!.. Петрушка вцепился в
доктора; сидевший в стороне Цыган ни с того ни с сего начал колотить Клоуна, Медведь с рычанием бросился на Волка, Волчок бил своей пустой головой Козлика — одним словом, вышел настоящий скандал. Куклы пищали тонкими голосами, и все три со страху упали в обморок.
—
Дорогая моя, я взволнована, поражена. Наш милый, симпатичный
доктор вчера передавал моему Никодиму Александрычу, что будто скончался ваш муж. Скажите,
дорогая… Скажите, это правда?
Впервые женщина действовала на него так властно и сокрушительно; он даже испугался, смутно ощущая в этом нечто опасное, угрожающее. Послав своего кучера за
доктором, он тотчас ушёл пешком по
дороге на фабрику.
Так-с… Прием, они говорят, сейчас ничтожный. В деревнях мнут лен, бездорожье… «Тут-то тебе грыжу и привезут, — бухнул суровый голос в мозгу, — потому что по бездорожью человек с насморком (нетрудная болезнь) не поедет, а грыжу притащат, будь покоен,
дорогой коллега
доктор».
В одном месте, где
дорога спускалась по глинистому косогору, меня нагнал экипаж Синицына, в котором ехал сам хозяин вместе с
доктором; за первой тройкой показалась вторая, нагруженная спавшими телами Безматерных и Карнаухова.